Шнайдер ехал уже три дня и три ночи, почти не останавливаясь. Он давно не чувствовал ни ног, ни лица, ни пальцев на руках, но продолжал путь. Он выехал из леса на опушку, завидев во тьме блеклый огонек: печка в охотничьем домике его брата тлела последними углями. Шнайдер остановил коня и, не без труда, спешился.

Он наслушался в трактирах слухов о разбойниках и беглых каторжниках, которые скитаются зимой по этим местам. К своему удивлению, за все три дня он вообще не повстречал никого живого, не говоря уж о войске нечисти. Он вспомнил, как в далеком детстве история эта наполняла его невероятным ужасом, как он боялся, что, однажды, зловещий предводитель армии теней схватит его и заберет с собой в ночь. Отголосок этого детского страха нахлынул на него пару дней назад, когда он перечитывал знакомые строки.

На мгновение дурное предчувствие отхлынуло. Напрасно он всполошился, сейчас они с братом растопят печку, выпьют доброго эля перед сном, а утром вместе отправятся из Остарии, зимовать в теплых краях.

Дверь была приоткрыта. Шнайдер толкнул дверь и вошел. Внутри было не теплее, чем в промерзшем лесу, из которого он выехал. Шнайдер было ринулся к печке, но осекся.

В дальнем углу единственной комнаты, за длинным столом, он разглядел силуэт. В неверном свете угасающих углей было не разобрать, кто это.

«Клаус?» — Шнайдер приблизился робкими шагами, но силуэт никак не отреагировал ни на движение, ни на приветствие. — «Это я. Ты спишь, что ли?» 

Шнайдер дернул брата за плечо и тот упал со стула. Его остекленевшие белесые глаза безразлично уставились в потолок. Запекшаяся кровь чернела вокруг страшной раны на шее. Он был мертв уже много дней, может быть даже недель. На таком морозе невозможно сказать точно.

Шнайдер заплакал над телом брата. У кого рука только поднялась на такое? Убить одинокого, безоружного, в его собственном доме.

Шнайдер сидел на холодном полу и плакал, пока горе не отступило перед задумчивостью. Он поглядел на тлеющие угли. Если Клаус мертв так давно, кто растопил печку? 

Шнайдер с трудом встал на ноги и прислушался. В скрипе свежего снега снаружи ему послышались шаги. Он обнажил меч, в последний раз поглядел на брата и бросился бежать.